Сегодня Польской литературе в мире, к сожалению, уделяется недостаточно внимания, как и Польскому кинематографу, что во многом не позволяет человечеству в целом решить целый ряд психологических проблем.

В царское время не принято было выделять Польских писателей в отдельную категорию, не выделяя критика В. Белинского, писателя Н.В. Гоголя, в творчестве которого его мама – госпожа Яновская была полноправным соавтором, а также Фёдора Достоевского, когда даже литературоведы и сегодня не обращают внимание на то, что ранние произведения Достоевского были навеяны Кружком Петрашевского, а более поздние носят ярко выраженные черты Салона генерала Корвин-Круковского.

Однажды беседуя с одним специалистом по Достоевскому, вступил с ним в дискуссию, и он предложил мне просмотреть его только что вышедшую книгу о Достоевском, которая была более, чем на 500 страниц. Внимательно изучив оглавление, я обратил его внимание, что книга не содержит главного, что присутствует в творчестве Достоевского. И тогда автор, будучи уже в солидном возрасте, с мальчишеским запалом воскликнул:

- Я хочу подарить Вам свою книгу! Вы МНОГОЕ узнаете об этом писателе!

Автор книги о Достоевском был москвичом, и мне пришлось пояснить ему:

- Простите, но я не вижу в Вашей книге абсолютно ничего, чтобы мне не было известно о Достоевском, но зато я вижу, что в ней нет абсолютно ничего, о том, что известно мне!

- Так что же Вы не видите в моей книге?

- Я не вижу даже намёка о том, что Достоевский считал себя поляком!

  Другой писатель, в честь которого каждый год в Санкт-Петербурге проводится крупномасштабный Международный Праздник, почему-то не связывается сегодня с Польшей, а жаль… Это Праздник «Алые паруса», где по Неве проходит роскошный парусник, воспетый Александром Грином. Это произведение было написано Александром Стефановичем Гриневским и его тётушкой Изабеллой Гриневской.

Мало сегодня вспоминается и талантливый, причём уникально талантливый писатель -Викентий Викентьевич Смидович, вошедший в мировую литературу под псевдонимом Вересаев…

Можно привести немало самых замечательных имён, о которых отчего-то редко упоминается в новостях, хотя сегодняшние отношения Польши и России складываются напряжённо именно потому, что сегодня сотрудники МИД-а РФ предпочитают забывать, что существовала самая крепкая дружба между писателем Константином Паустовским, считавшим Польский язык своим родным языком и писателем Ярославом Ивашкевичем.

Хочется напомнить сегодня читателям о двух писателях, разделённых условными границами, один жил в Белоруссии – Владимир Короткевич, другой – Ярослав Ивашкевич жил в Польше, но как оба они мучительно тосковали по Киеву, в котором оба учились, пусть и в разное время…

       Почему же такая ощутимая грусть сквозит в их книгах? Вот что пишет Короткевич о дореволюционных владениях Польских помещиков, проживавших на территории нынешней Белоруссии:

«- Так вот, - продолжал опекун, - помимо этого, пани принадлежит почти вся яновская округа, но это трясина, торфяные болота и пустоши, на которых не растёт ничего, кроме вереска. На этой земле никто никогда не жил, сколько помнит человек.

      Значит, возьмём только пятьдесят десятин, которые сдаются в аренду за второй сноп. Земля неудобренная, на ней растёт только рожь, и она даёт тридцать, самое большое сорок пудов с десятины. Стоимость ржи – пятьдесят копеек за пуд, значит, десятина даёт дохода десять рублей в год, и, таким образом, со всей земли пятьсот рублей в год. Вот и всё. Эти деньги не задерживаются, можете мне поверить, пан Стаховский».

Данное произведение было написано на белорусском, а потом переведено на русский язык? Но сколько фальши сквозит в каждой фразе. Так сказать, «писатель советского времени» пытается говорить от имени Польских дворян, проживавших здесь в 19-ом веке, но делает из них какие-то ходульные мумии. Как цинично звучит фраза – «пустоши, на которых не растёт ничего, кроме вереска». А легендарная поэма «Вересковый мёд»? Разве поляки, отличавшиеся начитанностью, не знали об этом?

И ещё? «Торфяные болота и пустоши», «земля не удобренная». Но торф-то и является великолепным удобрением! Так что же происходило в советский период с литературой, где фактически были литературные чиновники, которые своими скучными, казёнными фразами наделяли Польских дворян, о которых они сочиняли самые настоящие небылицы:

«Я покачал головой. Хозяйка такого имения получала немногим больше двухсот рублей дохода в месяц. А средний чиновник получал сто двадцать пять рублей. У Яновской было где жить и что есть, однако это была неприкрытая нужда, нужда без просвета. Я, голяк, учёный и журналист, автор четырёх книг, имел рублей четыреста в месяц. И мне не нужно было ремонтировать эту ненасытную утробу – дворец, делать подарки слугам, содержать в относительном порядке парк. Рядом с ней я был Крёз.

Мне было жаль её, этого ребёнка, на плечи которого лёг такой непосильный груз».

Получается, что колхозный взгляд этого писателя он пытается навязать дворянам девятнадцатого века! Когда в советское время писательские гонорары были непомерно раздуты! Потому что платили за НУЖНЫЙ вымысел. Прошлое НАДО БЫЛО придумать! Нарисовать это прошлое такими МРАЧНЫМИ красками, чтобы о безвозвратном прошлом не хотелось и вспоминать.

А вот как рисует события из жизни дворянина уже в свободной Польше писатель Ярослав Ивашкевич:

«В Одессу Януш попал летом 1936 года благодаря содействию Спыхалы, который наконец выхлопотал для него визу. Но ехать так, как он хотел – через Киев или через Румынию, морем, - не удалось, пришлось следовать через Москву. Впрочем, в Москве он только перебрался вечером с вокзала на вокзал, а потом целый день ехал на юг среди знакомого волынско-украинского пейзажа. Глубоко растроганный, отыскивал он взглядом тот ПАМЯТНЫЙ необъятный горизонт, не заслонённый ни одним деревом, ни одним леском. Насколько хватало глаз, тянулись бесконечные нивы».

То же ощущение невысказанной грусти.

«Поезд шёл медленно и довольно часто останавливался. Когда появлялась деревня, то это была настоящая деревня, раскинувшаяся вдоль оврага».

Это тот случай, когда пассажир поезда радовался тому, что его поездка в поезде максимально затягивается, давая возможность погрузиться в воспоминания:

,

«Ночью Януш не спал, вспоминая поездку из Маньковки двадцать два года тому назад. И так как ехал он почти той же самой дорогой, названия станций, окрестный рельеф, сам ритм поезда, который почти не изменился, - всё это вызывало в памяти подробности, давно уже забытые.»

Интересно впечатление Польского дворянина, прибывшего в Одессу.

«Когда утром Януш вылез на вокзале, им тут же завладела представительница «Интуриста», маленькая и чёрненькая Фанни Наумовна. Она безапелляционно заявила ему, что он находится под её опекой, действительно доставила его словно багаж, в гостиницу и, лишь устроив его там после длительных переговоров с РАЗЛИЧНЫМ начальством, которого было УДИВИТЕЛЬНО много – почти на каждом этаже, - распрощалась с ним. Гостиница эта – прежний «Континенталь» - ныне называлась «Москва». Только теперь, оставшись один в огромном, высоком номере с аркадами окон, Януш почувствовал себя усталым и захотел спать. Он разделся, лёг в постель и уснул так крепко, что, проснувшись, не мог понять, где находится. Громадная кровать и высокий потолок показались ему кошмарным видением. Длилось оно довольно долго, пока он не пришёл в себя

Окончательно разбудил его телефонный звонок. Фанни Наумовна на БЕЗУПРЕЧНОМ ФРАНЦУЗСКОМ (Януш сделал вид, что совершенно забыл русский язык) осведомлялась, какие у него планы на вторую половину дня».

Чем сегодня нам интересны зарисовки Ивашкевича? Разве сегодня чиновники, не относятся к тем, с кем они общаются, как к багажу? Который надо переместить с места на место? Во всяком случае сегодня, когда речь идёт о возвращении россиян из зарубежных стран, то создаётся впечатление, что НИЧЕГО не изменилось со времени 1936 года! Тот же непомерно раздутый бюрократический аппарат, среди которого не нашлось НИ ОДНОГО сотрудника, знающего Польский язык? Приставленная к Янушу Фанни Наумовна предпочитала изъясняться с ним по-французски. Не удивительно, что сегодня Посол в Польше от РФ владеет не Польским языком, а португальским. Традиции бездушного чиновничества остаются теми же самыми, которые наводят тоску.

Какое же впечатление на Януша произвела Одесса?

«Ещё с утра, сразу же по приезде, у него было такое чувство – сейчас оно только ещё больше укрепилось, будто он находится в абсолютно чужом, незнакомом городе. Хоть он и не вырос со времени своего отъезда из Одессы, город показался ему куда меньше и ниже, чем прежде, и к тому же, населённым людьми, которые выглядели как-то совсем экзотически.»

Что же показалось дворянину этой экзотикой? А Януша удивила непробиваемая скучность чинуш, пытающихся создать не существующую важность, при всей их фактической никчёмности.

«Все в одинаковых парусиновых туфлях, в выгоревших тёмно-синих брюках и каких-то причудливых рубашках. Кроме того, его удивило, что у всех в руках портфели. За каким чёртом им эти портфели?»

Странными рубашками были вышиванки, моду на которые открыл толстяк, который заняв высший пост в СССР чуть позднее, будет отчаянно колотить по трибуне в ООН ботинком. Одесса вовсе не случайно показалась ему ниже, неуютнее, потому что ушёл аристократизм, на смену которому навязчиво наступало хамство.

Потому что, и это принципиальное отличие, когда Януш ранее посещал Одессу, это была Одесская Губерния, а теперь это был не Губернский город, а просто рядовой областной городишко во вновь созданной республике, скроенной из территории бывших Российских регионов.

Но вот и сама Польша, получившая после Первой Мировой войны столь желанную свободу? Что же происходило в Польше, почему Януш помчался из собственного имения под Варшавой, взглянуть на пригороды Одессы, где проходила его юность? Он приехал в Одессу и, конечно, не нашел того, о чём мечтал долгие двадцать два года?

А мечталось ему погрузиться в атмосферу Имперского лоска? Когда каждый балкон был украшен корзинами с цветами и поэтому здания казались более объёмными, высокими, нарядными?

Мы ещё обязательно поговорим обо всём этом, рассчитывая на диалог с читателями в Польше и России.

Томановский Ярослав Юрьевич