Если мы возьмём один из «исторических» романов 19-ого века, то заметим в нём немало фальши, изобилующей буквально на каждой странице. Посвящён он событиям, отделявшим автора книги от действующих в книге лиц почти на 220 лет…
Остановимся на первой фразе первой страницы этого чтива:
«Никогда Россия не была в столь БЕДСТВЕННОМ положении, как в начале семнадцатого столетия: внешние враги, внутренние раздоры, смуты бояр, а более всего СОВЕРШЕННОЕ безначалие – всё угрожало НЕИЗБЕЖНОЙ погибелью земли русской».
Но так ли было на самом деле? Книга увидела свет в 1829 году… Когда только прошло четыре года после событий на Сенатской площади. Где руководителем Южного Общества был Пауль Бурхард Пестель, воспитывавшийся у бабушки в Гамбурге, а Северное Общество возглавил Кондратий Фёдорович Рылеев, матерью которого была немка Эссен, которая рассталась с мужем, когда будущий бунтовщик был младенцем…
Историками ещё не установлено, как реально сложилась судьба этих предводителей, потому что казнь происходила без свидетелей, а на головах у казнённых были холщовые мешки, закрывающие лица и плечи. Под мешком мог быть и кляп, поэтому, что стало с ключевыми организаторами мнимого мятежа, так и осталось тайной…
Хотя очевидно, что многие сотни лучших дворянских семей были лишены имущества, прав, средств к существованию и прославленных имён.
Пусть на совести Николая Михайловича Загоскина, создавшего фарс «Юрий Милославский», останется его явное незнание событий нашествия Батыя, когда только Новгородская Вотчина смогла устоять перед врагом, а Суздальское, Рязанское княжество лежали в руинах, да и Москва была сожжена. Попутно Новгородскому князю Александру Ярославовичу удалось в 1240 году отстоять крепость Невское устье на Неве, а в 1242 году, уже имея Почётное звание Александр Невский, он проучил на Чудском озере тевтонских захватчиков.
Но этот период, по непонятной причине, Загоскину не кажется драматическим, он почему-то сконцентрировался на других событиях около Смоленска:
«Этот, по тогдашнему времени, важный своими укреплениями город был уже во власти польского короля Сигизмунда, войска которого под командою гетмана Жолкевского, впущенные ИЗМЕНОЮ в Москву, утесняли несчастных жителей древней столицы.»
Но автор не ограничивается характеристикой польского войска, с не меньшей злостью он обрушивается и на представителей Малороссии:
«Им не уступали в зверстве многолюдные толпы разбойников, известных под названием запорожских казаков».
Поляки были приглашены в Москву для управления, но одни хотели присягнуть Королю Сигизмунду, тогда как боярскую думу более устраивал его безвольный сын Владислав.
Заказные писания, к которым можно отнести и эту книгу, были сделаны, очевидно, только с одной целью – угодить царствующему дому, созданном на самой изощрённой лжи. Вот как начинается эпилог:
«Наступил тринадцатый год царствования Михаила Фёдоровича Романова. Под кротким и мудрым его правлением Россия отдохнула от протекших бедствий, и гордящиеся своим просвещением народы Западной Европы начинали уже с приметным беспокойством посматривать на этого северного исполина, которому недоставало только Великого Петра, чтоб удивить вселенную своим могуществом и славою».
К моменту написания книги уже были и нашествие Наполеона, и восстание Пугачёва, Никоновские гонения в церкви, двадцатилетняя война со Швецией. Но отсутствие правды заключалось в другом. Первой супругой Алексея Михайловича была избранница из рода Милославских, то есть Польского рода. Сын, родившийся от госпожи Нарышкиной, то есть своевольный Пётр Первый, избавившись от своей первой супруги, нельзя сказать, чтобы законным способом, впрочем, и Патриаршество было им отменено, выбрал себе в спутницы Марту Скавронскую, которая тоже имела Польское происхождение… И только путём длинных, и не вполне чистых дворцовых интриг, на троне оказался Пётр Третий, но на весьма короткое время с тем, чтобы потом на российском троне установилось прочное засилье потомков немецких принцесс.
Елизавета Петровна, к сожалению, оставив после себя пятнадцать тысяч дорогостоящих платьев, не отличалась ни скромностью Петра Первого к нарядам, ни бережливостью, свойственной польскому характеру. Вступив на престол после расточительной Анны Иоанновны, она пыталась перещеголять её в разбазаривании казённого имущества, что особенно сказалось в запустении конюшен и парусного флота.
Считается, что писатель, если он обладает определённым талантом, должен обладать и даром предвидения. Едва «Юрий Милославский» увидел свет, как вскоре началось Польское восстание, которое, конечно, было подавлено, хотя восстания могло бы и не быть, если бы были выявлены основные причины недопонимания.
Последующее восстание 1863 года словно доказывало, что каждое поколение хочет внести свою лепту в протестность.
Процитируем Загоскина:
«Вскоре после взятия Кремля король польский пытался снова завладеть Москвою, но осада и отчаянная защита Волоколамска доказала ему, что он вторично не успеет обольстить русских. Простояв без всякой пользы под этим небольшим городом, он решился не ходить далее и побежал со своим войском назад в Польшу. По совершённом освобождении от внешних врагов Россия ДОЛГО ещё бедствовала от внутренних мятежей и беспокойств.»
Так явились поляки теми врагами, которые якобы угрожали тогдашней России? Или были совершенно ИНЫЕ силы, например, в той же Швейцарии, которым было ВЫГОДНО, втянув польские военные отряды, убрать наиболее сильных претендентов на престол, оставив угодливых и удобных соглашателей?
Рассмотрев только одну книгу, можно заметить, что она не отражает истинного состояния дела, но сама царская система, предполагавшая угодничество и погоню за чинами, вряд ли с положительной стороны характеризует и Зигмунда Сераковского, и бездарный подбор штабистов в царское время. Он был представителем в Главном штабе, используя своё служебное положение для организации восстания. При этом уровень штабистов был настолько низким, что Сераковский не смог просчитать плачевных итогов своего поражения…
Но что более всего удивляет? Та же Корвин-Круковская, будущая математик Софья Ковалевская всей душой сочувствует восставшим, потому что так её воспитал её отец –генерал царской службы. В чём была слабость царского режима, не догадывавшегося о том, что офицер Корвин-Круковский мечтает о падении царского режима, но мечтает не в поле под пулями, а в комфортабельной генеральской квартире в Санкт-Петербурге, ожидая, что результативность восстания он увидит из окошка особняка.
Был ли положительный вклад Польши в культурный пласт России? Да, безусловно, но не за счёт периодических восстаний, которые приводили к жертвам с обеих сторон, оставляя обывателям рассуждать, не покидая изысканного обеденного стола.
Польша взрастила таких смелых путешественников, как Николай Пржевальский, писателей, как Александр Стефанович Гриневский (Грин), Изабелла Гриневская (его тётушка), Константин Паустовский, военных руководителей, как маршал Константин Рокоссовский. Но в честь того же Рокоссовского не называют проспектов, не устанавливают памятников.
И задача современных историков тщательно исследовать сложившиеся реалии, чтобы выявить всё-таки те позитивные стороны, которые пока ещё остаются в тени.
Аркадий Горенко
|